Николаев Эдуард
22.03.2004
Николаев Эдуард Сергеевич
Техник-газоэлектросварщик, 22.03.2004 сгорел в тягаче после возвращения санно-гусеничного похода с Востока в Мирный
***
«Здравствуй, мама, - писал домой из Антарктиды механик Эдуард Николаев в 2004 году. - У меня всё хорошо, жив здоров. Сегодня стартуем со станции Восток. Основную задачу мы выполнили – топливо доставили. Теперь – в обратный путь, на Мирный.
Немного напишу про наш быт. Живём в машинах, в балках здесь очень уютно. Конечно, не так, как дома, но в общем – очень даже неплохо. Есть вода, тёплый туалет, отапливаемся на ходу от двигателя, а если стоим, вот как сейчас, то есть маленькая электростанция. Включаем тэны – и нет проблем! Во всяком случае, пока спим в одних трусах. А за бортом минус 60».
Как обычно, когда санно-гусеничный поезд возвращался с Востока на Мирный, его радостно встречали ещё на подходе к станции. Боевые сто грамм – и вот уже походники, которые больше месяца не видели горячей воды – приглашены в натопленную баню. После бани – торжественный ужин в кают-компании.
Горящую машину обнаружили уже под утро. Пожар пытались потушить, но было уже слишком поздно.
Оказалось, что Эдик ушёл ночевать в машину, хотел выспаться, подальше от шумной вечеринки.
Останки Эдика Николаева похоронили в маленьком саркофаге на острове Буромского. На сегодня – это последнее по времени захоронение на антарктическом кладбище.
Вспоминает жена Эдика Николаева – Наталия:
«Мы познакомились на свадьбе у его друга. Я была свидетельница и тамада. Бегала вся деловая, всё организовывала, всех рассаживала.
Когда я его увидела, я сказала: «Ой, мама, я пропала. Я не я, если он не будет мой».
А Эдик, увидев меня, стоял, курил, уронил сигарету и сказал: «Ой, всё, я пропал».
Стали встречаться. И практически не расставались.
Он вообще очень добрый был, ласковый такой, нежный. Мы познакомились где-то через месяц, после того, как он вернулся из первой своей экспедиции. Он такой воодушевлённый приехал, на подъёме. Был очень весёлый, жизнерадостный. В него как будто жизнь вдохнули.
Я не очень хотела отпускать его второй раз. Я понимала, что это риск. Опасная все-таки экспедиция. Но он сказал: «Пойми, для лётчика – небо, для моряка – море. Для меня это – Антарктида. Я не могу. Это моё».
Техник-газоэлектросварщик, 22.03.2004 сгорел в тягаче после возвращения санно-гусеничного похода с Востока в Мирный
***
«Здравствуй, мама, - писал домой из Антарктиды механик Эдуард Николаев в 2004 году. - У меня всё хорошо, жив здоров. Сегодня стартуем со станции Восток. Основную задачу мы выполнили – топливо доставили. Теперь – в обратный путь, на Мирный.
Немного напишу про наш быт. Живём в машинах, в балках здесь очень уютно. Конечно, не так, как дома, но в общем – очень даже неплохо. Есть вода, тёплый туалет, отапливаемся на ходу от двигателя, а если стоим, вот как сейчас, то есть маленькая электростанция. Включаем тэны – и нет проблем! Во всяком случае, пока спим в одних трусах. А за бортом минус 60».
Как обычно, когда санно-гусеничный поезд возвращался с Востока на Мирный, его радостно встречали ещё на подходе к станции. Боевые сто грамм – и вот уже походники, которые больше месяца не видели горячей воды – приглашены в натопленную баню. После бани – торжественный ужин в кают-компании.
Горящую машину обнаружили уже под утро. Пожар пытались потушить, но было уже слишком поздно.
Оказалось, что Эдик ушёл ночевать в машину, хотел выспаться, подальше от шумной вечеринки.
Останки Эдика Николаева похоронили в маленьком саркофаге на острове Буромского. На сегодня – это последнее по времени захоронение на антарктическом кладбище.
Вспоминает жена Эдика Николаева – Наталия:
«Мы познакомились на свадьбе у его друга. Я была свидетельница и тамада. Бегала вся деловая, всё организовывала, всех рассаживала.
Когда я его увидела, я сказала: «Ой, мама, я пропала. Я не я, если он не будет мой».
А Эдик, увидев меня, стоял, курил, уронил сигарету и сказал: «Ой, всё, я пропал».
Стали встречаться. И практически не расставались.
Он вообще очень добрый был, ласковый такой, нежный. Мы познакомились где-то через месяц, после того, как он вернулся из первой своей экспедиции. Он такой воодушевлённый приехал, на подъёме. Был очень весёлый, жизнерадостный. В него как будто жизнь вдохнули.
Я не очень хотела отпускать его второй раз. Я понимала, что это риск. Опасная все-таки экспедиция. Но он сказал: «Пойми, для лётчика – небо, для моряка – море. Для меня это – Антарктида. Я не могу. Это моё».
Фото из архива семьи
Письма и документы
